Мои дорогие мужчины - Страница 5

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Когда она начала обрабатывать лицо, Кэм сморщился и с шумом втянул воздух.

– Зачем вам все это нужно? Почему вы со мной возитесь?

Стелла не удержалась. Свободной рукой она, как гребнем, провела по его темным лохматым волосам.

– Потому что мне это нравится.

Куины оставили его у себя. Вот так просто. Во всяком случае, так ему тогда казалось. Только через много лет Кэмерон понял, сколько трудов и денег они вложили, чтобы сначала официально взять его на воспитание, а потом усыновить. Куины дали ему дом, имя и все, ради чего стоило жить.

Восемь лет назад они потеряли Стеллу. Она умерла от рака, затаившегося в ее теле и пожиравшего его изнутри. И дом на окраине маленького приморского городка Сент-Кристофер навсегда покинули тепло и свет. По крайней мере, так казалось и Рэю, и Кэму, и двум его братьям – тоже бывшим беспризорникам.

Кэм уехал, стал гонщиком, участвовал в соревнованиях на чем угодно и где угодно. Теперь он гнал домой – к человеку, которого всегда считал своим отцом.

Он бывал в этой больнице бессчетное число раз: когда-то здесь работала мать, а потом лечилась от болезни, убившей ее. Однако никогда еще Кэм не чувствовал себя таким разбитым и растерянным,

Он подошел к регистратору и спросил, где лежит Рэймонд Куин.

– В блоке интенсивной терапии. Допускаются только члены семьи.

– Я его сын.

Камерон отвернулся и направился к лифту.

Ему не надо было спрашивать, какой этаж. Он знал это слишком хорошо.

Как только двери лифта открылись перед блоком интенсивной терапии, Кэм увидел Филипа.

– Насколько плохо? – спросил он, забыв поздороваться с братом.

Филип сунул ему один из двух стаканчиков кофе, которые держал в руках. Его удлиненное лицо было бледным и мрачным, золотисто-карие, светлые глаза потемнели от усталости. Обычно тщательно уложенные рыжеватые волосы были взлохмачены.

– Не знал, успеешь ли ты. Очень плохо, Кэм. Господи, я должен присесть на минуту.

Филип вошел в маленький холл блока и рухнул в кресло, слепо уставившись на экран телевизора, где показывали веселое утреннее шоу.

– Что произошло? – спросил Кэм. – Где он?

Что говорят врачи?

– Он ехал домой из Балтимора. Этан думает, что из Балтимора. Не знаю почему. Он врезался в телеграфный столб. Прямо в столб! – Филип прижал ладонь к сердцу: резкая боль вспыхивала каждый раз, когда он представлял себе эту картину. – Врачи говорят, что у него, скорее всего, произошел сердечный приступ или инсульт и он не справился с управлением. Но они не уверены. Он ехал быстро, Кэм. Очень быстро.

Филип почувствовал, как к горлу поднимается тошнота, и прикрыл глаза.

– Слишком быстро, – повторил он. – Им понадобился почти час, чтобы извлечь его из покореженной машины. Почти час! Фельдшера сказали, что он то терял сознание, то приходил в себя. Это случилось всего в паре миль отсюда.

Филип вытащил из кармана банку колы, открыл и сделал большой глоток. Он все время старался заблокировать в сознании картину катастрофы, сосредоточиться на настоящем, но у него это плохо получалось.

– Им удалось довольно быстро найти Этана. Когда он приехал, уже шла операция. Сейчас папа в коме. – Филип взглянул брату в глаза. – Врачи не думают, что он из нее выйдет.

– Бред собачий… Он же здоров как бык.

– Они сказали… – Филип снова закрыл глаза. Голова казалась пустой, и каждую мысль приходилось долго выискивать. – Очень тяжелые травмы. Обширные повреждения головного мозга. Его поддерживают аппаратурой жизнеобеспечения. Хирург… он… Оказывается, папа уже давно зарегистрировался как донор внутренних органов.

– К дьяволу, – еле сдерживая ярость, тихо сказал Кэм.

– Ты думаешь, мне хочется об этом думать? – Филип поднялся. Высокий стройный мужчина в мятом тысячедолларовом костюме. – Они сказали, что это дело, самое большее, нескольких часов. Ему искусственно поддерживают дыхание. Черт побери, Кэм, ты же знаешь, что мама и папа говорили об этом, когда она заболела! Никаких крайних мер. Они составили «завещания о жизни» а мы игнорируем отцовское, потому что… потому что не хватает духу выполнить его волю. Кэм схватил Филипа за лацканы пиджака.

– Ты что, хочешь выдернуть вилку? Ты хочешь выдернуть эту проклятую вилку из розетки?!

Филип устало покачал головой. У него самого сердце разрывалось.

– Я скорее отсек бы себе руку. Я не хочу терять его. Как и ты. Пойдем, посмотришь сам.

Филип развернулся и повел Кэма по коридору, пахнущему антисептиками и отчаянием. Они молча прошли через двойные двери, мимо поста дежурной медсестры, мимо застекленных маленьких боксов, в которых деловито жужжала аппаратура, поддерживая надежду.

Этан сидел на стуле у кровати, склонившись к лежащему без сознания отцу, словно разговаривал с ним. Его большая мозолистая рука лежала на руке отца. Когда появились братья, он медленно встал и изучающе посмотрел на Кэма воспаленными от недосыпания глазами.

– Итак, ты решил все-таки заглянуть к нам?

– Я приехал так быстро, как только смог. Кэм не хотел признавать, не хотел верить, что пугающе хрупкий старик на узкой кровати – его отец. Рэй Куин всегда был огромным, сильным, непобедимым. А этот мужчина с лицом его отца – съежившийся, бледный и неподвижный, как сама смерть.

– Отец! – Кэм подошел к кровати и наклонился поближе. – Это Кэм. Я здесь.

Он был почему-то уверен, что этих слов хватит для того, чтобы отец открыл глаза и лукаво подмигнул ему. Но он не дождался ни движения, ни звука – ничего. Лишь продолжала монотонно гудеть аппаратура.

– Кто его лечащий врач?